Париж. 2009

В "Известиях" появились раздумья Дмитрия Быкова о непопулярной ныне поэзии.

…что же сегодня-то случилось, что к этому средству, этой клавише "Caps Lock" – какой в идеале и является всякая настоящая поэзия, – надо заново привлекать внимание? Вот передо мной, скажем, повесть Лидии Чуковской "Прочерк", глава про то, как они с однокурсниками в двадцать шестом году зачитывали друг друга стихами, как не могли расстаться, провожая друг друга на другой конец города зелеными весенними ленинградскими вечерами: что действовало на них так гипнотически? Не только Блок, от которого пьянели еще в девятисотые, не только Ахматова, но и второй ряд – Полонский, Фофанов… Господи, кто вообще придумал ряды? Иногда строчка третьестепенного поэта говорит душе больше, чем самый понимающий собеседник: стихи концентрируют момент, фиксируют его в самой точной форме. И резонанс оказывается так силен, что ни проза, ни драма не обеспечат подобного попадания в нерв. Зачем нужны были эти стихи ленинградским студентам двадцать шестого, сыновьям и дочерям "бывших"? Дело не просто в том, что они были воспитаны на литературе и без нее себя не мыслили: это было их право на жизнь, доказательство собственного существования.

…

Почему бы не предположить, что поэзия стала безнадежной архаикой? Хорошо, согласимся и с этим – только ведь архаикой она стала не потому, что устарела технически и не может соответствовать клиповому мышлению XXI века. Архаикой стало нечто иное, куда более фундаментальное: речь именно об этой клавише "Caps Lock". Никому больше не нужны большие буквы; или – выразимся мягче – величие участи уже не спасает от ее трагизма. Этот трагизм оказывается сильнее любых контраргументов: человеку все труднее жертвовать жизнью, да что жизнью – комфортом, обедом! – во имя абстракций. Вассальная верность выглядит не доблестью, а глупостью. Насмешка над честью – давно уже норма. Надличное и внеположное – термины, лишившиеся всякого содержания: ни слава, ни красота жеста, ни вечная память не выглядят достаточной компенсацией за усилие, жертву или, не дай бог, гибель. Поэзия нужна тем, кто нуждается в оправдании своего бытия и возвеличивании своих драм; современный человек не видит ценностей, которые стали бы выше бытия, и не хочет никаких драм, даже если из них получится великое искусство [выделено мной – Н.Л.].

http://www.izvestia.ru/bykov/article3126569/

Илья Ильф и Евгений Петров хорошо написали в "Золотом телёнке"

Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны "Мертвые души", построена Днепровская гидростанция и совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь "уйди-уйди", написана песенка "Кирпичики" и построены брюки фасона "полпред". В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких. высоких материй. У его обитателей стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода.

Так начиналась глава о ребуснике Синицком, сочинителе шарад и головоломок на актуальные темы. Сейчас ребусы и кроссворды продаются отдельными изданиями в любой электричке, на любой станции метро, они заменяют книги. Своеобразная жвачка для мозга, не насыщает, но занимает. Идеология больших дел сменилась даже не идеологией, а порядком жизни маленьких людей. Поэзия не нужна маленьким людям. Вместо поэзии в ходу ирония, стёб, разъедающие любую попытку приподняться над бытом, а сами эти попытки моментально обвиняются "пафосными", и потому заведомо ущербными. На мой взгляд, за всем этим скрываются попытки защититься от бессмысленности бытия маленьких людей. Смех здесь нужен для оправдания даже не самого отсутствия смысла, а отсутствие всяких попыток найти этот смысл. Задаваться гамлетовскими вопросами сегодня неприлично. Смешно.