он подошёл к моим дверям однажды вечером,
мокрый, худой, побитый и терроризированный,
белый, косоглазый, бесхвостый кот.
я впустил его, накормил и он остался,
поверил в меня, пока однажды мой друг,
подъезжая к дому, не переехал его.
я отнёс к ветеринару то, что осталось от него:
“не много шансов… дайте ему эти таблетки…
позвоночник его раздавлен, он был сломлен и раньше,
но как-то сросся, даже если он выживет,
он не сможет передвигаться, взгляните на этот снимок:
в него стреляли, дробь ещё внутри,
ему также отрубили хвост…”

я принёс его обратно, было жаркое лето,
одно из самых жарких за много декад,
я положил его на пол, в ванной,
дал ему воды и таблеток,
он не притронулся ни к воде, ни к еде,
я смочил палец в воде и увлажнил ему рот,
и стал убеждать его, я никуда не выходил,
я сидел в ванной и беседовал с ним,
и осторожно гладил его, и он в ответ смотрел на меня
своими бледно-голубыми раскосыми глазами.
прошло немало дней прежде, чем он двинулся
в первый раз:
загребая передними лапами (задние не сгибались),
дополз до кошачьего ящика и взобрался на него;
это было, как трубный звук, возвестивший здесь,
в ванной, и по всему городу о скорой победе;
этот кот стал мне близким – я страдал вместе с ним,
не так, чтоб уж очень, но достаточно…

как-то утром он проснулся, встал на ноги, упал
и посмотрел на меня вопросительно.

“попробуй ещё! – сказал я ему. – у тебя получится”.

он снова встал, затем упал, встал, упал
и, наконец, ступил несколько шагов,
шатаясь, словно пьяный,
задние ноги отказывались служить,
и он снова падал, отдыхал и снова вставал…

остальное вы знаете: сейчас он лучше,
чем когда-либо, косоглазый, почти беззубый,
но грация вернулась и этот особый взгляд,
который никогда не исчезал…

и сейчас, когда иногда у меня берут интервью
и спрашивают о жизни, о литературе, я напиваюсь
и, приподняв моего косоглазого, перееханного,
простреленного, с отрубленным хвостом – кота,
говорю: “взгляните, взгляните на это!”

но они не понимают и продолжают спрашивать:
“вы говорите – на вас повлиял Селин?”

“нет!” – я приподнимаю кота – “вот это, это!
то, что случилось с ним, с ним!”

я встряхиваю кота и поднимаю его вверх
в пьяной, прокуренной комнате,
он спокоен, он понимает…

и на этом интервью заканчивается,
хотя я всё-таки горд, когда позже вижу фотографию:
вот – я и вот – мой кот, и мы сфотографированы вместе.

он также знает, что всё это – вздор,
но, тем не менее, это как-то помогает.

Перевод С. Беньяминова