Те, кто помнят меня по школе в Новосибирске, наверняка помнят, как я мучил всех занудной раздражительностью на тогдашнюю “попсу”. Я боялся за свой слух, и со всеми соседями у меня была договорённость: в комнате или я, или “попса”. Простите меня, друзья.

Я полагаю, что раз уж музыка составляет столь важную часть нашей жизненной среды, то в конечном счете она будет играть роль такую же непосредственную, утилитарную и домашнюю, какая в нашем повседневном общении принадлежит языку. Для того, чтобы дело обстояло именно так, то есть чтобы музыка стала эквивалентом повседневного языка, необходимо, чтобы стили, привычки, манеры, трюки, наиболее часто встречающиеся статистические случайности – одним словом чтобы все клише, которые ей свойственны, – стали близкими и понятными каждому. Массовое принятие всего набора штампов музыкального словаря, разумеется, не означает, что сама их тривиальность приведёт к риску перенасыщенности. Ведь не ценим же мы шедевры литературы меньше из-за того, что, подобно всем обывателям, говорим на том же языке, на которым они написаны. Общеизвестно, что значительная часть наших каждодневных разговоров посвящена скучным банальностям, связанным с общепринятой вежливостью, обязательным разговорам о погоде и т.п. Однако это нисколько не притупляет наше восприятие потенциальных чудес языка, на котором мы говорим, а напротив, лишь обостряет его. повседневный язык как раз и формирует тот “задний план”, на фоне которого созданное воображением великих писателей выступает особенно рельефно.

Гленн Гульд. Перспективы звукозаписи. 1966 г

Хотя, с другой стороны, послушаешь иной раз радио и таких слов-паразитов нахватаешься – за месяц не отделаться.