Кола Брюньон. Илл. Евгения Кибрика
«Кола Брюньон “Жив курилка”» Ромена Роллана. Даже не помню, когда я впервые прочитал эту книгу и сколько раз перечитывал, но томик издательства “Жазуши” в мягкой обложке развалился до стопки желтых страниц. Неунывающий Кола Брюньон неизменно возвращает к жизни. Его воспринимаешь как близкого друга, который, посмеиваясь в усы, похлопывает по плечу. Удивительный эффект от книги, которую знаешь почти наизусть.
Кола Брюньон – средневековый столяр из Бургундии. Умный, наблюдательный, весёлый. Он не персонаж вроде д’Артаньяна. Обычный ремесленник из простецов: старается жить в мире с сильными, практичный плутоватый, упрямый.
Что только не происходит вокруг Брюньона. Войны, религиозные конфликты, болезни, бедствия – он выкручивается из всех ситуаций. И не просто выкручивается, а находит силы радоваться и получать удовольствие от жизни. В нём своё достоинство. Не из рыцарских романов, настоящее. С Брюньоном хочется болтать, попивая домашнее красное вино. Впитывать его мудрость, слушать его лукавый юмор.
Вот лишь одна цитата. Размышления Колы Брюньона, у которого недавно умерла жена, у которого только что сожгли дом, деревянные скульптуры которого порезал сумасброд-заказчик.
На этот раз они отняли у меня все. Меня можно закапывать в землю. У меня ничего не осталось, кроме моей шкуры… Да, черт возьми, но осталось и то, что в ней. Как у того осажденного, который, на угрозу убить его детей, если он не сдастся, отвечал: «Изволь! У меня здесь при себе орудие, чтобы наделать новых», – мое орудие со мной, черт побери, его у меня не отняли, его у меня не отнять… Мир – бесплодная равнина, где местами колосятся нивы, засеянные нами, художниками. Звери земные и небесные клюют их, жуют и топчут. Бессильные творить, они умеют только убивать. Грызите и уничтожайте, скоты, попирайте ногами мою рожь, я выращу новую. Колос зрелый, колос мертвый, что мне жатва? Во чреве земли бродят новые семена. Я то, что будет, а не то, что было. И в день, когда моя сила угаснет, когда у меня не будет больше моих глаз, моих мясистых ноздрей и глотки под ними, куда спускаешь вино и где так хорошо подвешен мой неугомонный язык, когда у меня не будет больше моих рук, ловкости моих пальцев и моей свежей мощи, когда я буду очень стар, бескровен и бестолков… в этот день, Брюньон, – меня уже не будет. Да ты не беспокойся! Разве можно себе представить Брюньона, который перестал бы чувствовать, Брюньона, который перестал бы творить, Брюньона, который перестал бы смеяться, у которого не летели бы искры из‑под копыт?
Нельзя; это будет значить, что от него остались одни штаны. Можете их спалить. Берите мои обноски…»
Жаль, что повесть редко отмечают в списках жизнеутверждающих книг. Обязательно почитайте.