Неожиданно вспомнил питерского фотографа Бориса Смелова. Его фотографии с первого взгляда поразили меня своей необычностью и поэзией. Наши взгляды на город совпадали. Я тоже бродил по ночному городу с штативом, любил квадратный кадр, ценил пасмурное небо, ловил снег и туман. Меня так же завораживала геометрия парапетов и ступеней, синкопированный ритм окон, пробитых в глухих стенах старых домов, кошачьи изгибы набережных и тени кованых решеток на выщербленном асфальте. Трудно жить в Питере и не впасть в зависимость от всего этого. Моя зависимость была неутолимой и в каком-то смысле безнадёжной: нет смысла фотографировать Питер после того, как его снял Смелов.

Друзья звали его Пти-Борис, маленький Борис. Гранд-Борисом был его учитель, Борис Кудряков. Конечно, со временем прозвище сократилось до “Птишки”. Он любил Кортасара. Особенно, “Слюни дьявола” – рассказ о фотографе, который случайно стал свидетелем попытки убийства.

Смелов снимал во всех жанрах, и всегда замечательно. Потому что был талантлив. И потому что много работал и строго отбирал материал. Говорят, что он ходил снимать город одними и теми же маршрутами – в разные сезоны, в разную погоду, в разное время суток – вдруг облака иначе лягут, и получится лучше, чем было.

Натюрморты. Старые вещи и свет.

Питер – благодарный город. Как только вспомнил Смелова, в руки попала довоенная дальномерная камера с непросветленной оптикой. Много лет такую искал, а тут вот – лежит.

UPD: сфотографировал камеру на цифровой “фуджик” и зачем-то пошел вытаскивать флешку в тёмную ванную. Плёночный навык легко возвращается.