С притягательностью запрещенного я столкнулся довольно поздно. В 14. Конечно, я пользовался благами зла и раньше, но тогда я тайно крал их вместо того, чтобы открыто брать. В 14 я далеко уехал от родителей и стал жить в общежитии. Мы пили чай под присмотром воспитателей из старших студентов, когда в окно постучался человек с гитарой. Постучался и вежливо попросил позволения войти. Необычно. Люди редко просят разрешения, когда влезают в окно. Потом он пил чай с тортом, болтал, шутил, а после – читал стихи и пел.
Годом раньше он учился здесь же, где сейчас учились мы, пока не был исключён за какой-то ужасный по школьным меркам проступок. Он курил, и не только табак. Пил спирт. Ссорился с администрацией. Он без конца ссорился с любой властью. И он был необыкновенно талантлив. Писал стихи, которые трогали меня тогда и трогают до сих пор. Великолепно играл на скрипке. Он делал музыку из всего. Однажды он смастерил что-вроде свистка из двух наперстков и куска полиэтиленового пакета. Несколько дней мы слушали “саксофон” в духе Чарли Паркера.
Этот нежелательный человек был интереснее большинства других. Он много знал. Остро думал. Разговор с ним всегда был непредсказуемым. Парни искали общения с ним. Девушки – просто любили. “Он плохо влияет на людей, держись от него подальше”, – сказали мне однажды. Это было разумно: человек с гитарой не просто плохо влиял, он был опасен. В школе был негласный запрет на общение с ним. Но я не соблюдал его. Более того, именно благодаря этому человеку я обнаружил вкус в открытом неповиновении запретам. Распробовал редкий коктейль противозаконных эмоций: волнительный риск, будоражащее сопротивление среды, превосходство над тем, кто запрещает. Власть на тем, кто установил правила. Упоение способностью нарушать.
