Типичная дхаба — забегаловка. Северная Индия, Манали, 2009
Сравнивая увиденную мной Индию с впечатлениями Афанасия Никитина, а ывал он там в 1466-1472, мало что изменилось. Появился интернет, связь и спутниковое телевидение, каждый пастух имеет сотовый телефон, а старые 70-летние брамины отправляют SMS друзьям из соседних деревень, но по духу всё осталось тем же. В качестве подтверждения, привожу цитату из “Хождения за три моря” с небольшими комментариями.
И жил я здесь, в Бидаре, до Великого поста и со многими индусами познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а (веры Иисусовой) христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя — ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни о иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать. Расспрашивал я их о вере, и они говорили мне: веруем в Адама [Адам – вероятно Атман. У индусов это что-то вроде мировой души, воплощением и проявлением которой являются бесчисленные боги индуистского пантеона. Буты – мурти (изображения) богов, стоящие в индуистских храмах, в каждом доме, магазине, на каждом автомобиле и просто на улицах. Здесь и далее комментарии в квадратных скобках мои — Н.Л.], а буты, говорят, и есть Адам и весь род его. А всех вер в Индии восемьдесят и четыре веры, и все веруют в бута [В индуизме множество сект и вариаций верований, всё это осложняется огромным количеством учителей и создаваемых ими учений и ответвлений от традиции. За три недели мы увидели с полдесятка собраний, организованных «махатмами», со звукоусилением и соответствующей обстановкой. А уж объявлений о таких собраниях – бесчисленное множество. И это не считая бабб – странствующих йогов-аскетов, каждый из которых чем-то да отличается. Цифра 84 здесь кажется очень скромной. Надо сказать, что секты в рамках индуизма не враждуют, хотя и могут сильно отличаться. Например, в некоторых из них практикуются кровавые жертвоприношения, другие (которых большинство) категорически их не приемлют, и, тем не менее, конфликтов между учениями нет, все они объединены в одну пёструю религию]. А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест [Совершенная правда. Мяса и рыбы в Индии не найти практически нигде].
Пробыл я в Бидаре четыре месяца и сговорился с индусами пойти в Парват, где у них бутхана — то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка. Шел я с индусами до бутханы месяц. И у той бутханы ярмарка, пять дней длится. Велика бутхана, с пол-Твери, каменная, да вырезаны в камне деяния бута. Двенадцать венцов вырезано вкруг бутханы — как бут чудеса совершал, как являлся в разных образах: первый — в образе человека [Возможно, Рама или Кришна – воплощения Вишны], второй — человек, но с хоботом слоновым [Ганеша – сын Парвати, с человеческим телом и слоновьей головой], третий человек, а лик обезьяний [Хануман – бог обезьян, герой эпоса «Рамаяна»], четвертый — наполовину человек наполовину лютый зверь, являлся все с хвостом. А вырезан на камне, а хвост с сажень, через него переброшен.
…
В бутхане же бут вырезан из камня черного, огромный, да хвост его через него перекинут, а руку правую поднял высоко и простер, как Юстиниан, царь цареградский, а в левой руке у бута копье [Вероятно, Хануман. Может быть, танцующий Шива (тогда в руке у него не копьё, а трезубец), но тогда все претензии к скульптору, на совести которого портретное сходство с обезьяной (и хвост). Шива – потому что…]. На нем не надето ничего, только бедра повязкой обернуты, а лик обезьяний. А иные буты совсем нагие, ничего на них не надето (срам не прикрыт), и жены бутовы нагими вырезаны, со срамом и с детьми. А перед бутом — бык огромный [… потому что Шива ездит на быке. Вахана – ездовое животное бога – ставится напротив храма этого бога. Бык – вахана Шивы, поэтому и бут должен быть Шивой], из черного камня вырезан и весь позолочен. И целуют его в копыто, и сыплют на него цветы. И на бута сыплют цветы [Цветы сыплют и сейчас. Или лепестки цветов. Или вешают гирлянды из цветов].
Индусы же не едят никакого мяса, ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много [В основном всё так. А большущие серые свиньи ходят по Манди как у себя дома]. Едят же днем два раза, а ночью не едят, и ни вина, ни сыты не пьют. А с бесерменами не пьют, не едят. А еда у них плохая. И друг с другом не пьют, не едят, даже с женой [Ночью едят. А вина брамины не пьют, это верно. Судя по наблюдениям, брамины не едят совместно с иноверцами и с людьми других каст, да и еда у них какая-то другая. А вот с тем, что еда плохая, не согласен. Кухня сильно отличается от нашей, но неплохая]. А едят они рис, да кхичри с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают [Руками (точнее, правой рукой) индийцы едят ловко и красиво, пачкая пальцы лишь до первого сустава. Легко есть так пустой слипшийся рис, но рис с жидкими соусами – целое искусство. У меня так и не получилось]. А в пути, чтобы кашу варить, каждый носит котелок. А от бесермен отворачиваются: не посмотрел бы кто из них в котелок или на кушанье. А если посмотрит бесерменин, — ту еду не едят. Потому едят, накрывшись платком, чтобы никто не видел [Не всё так строго].
А молятся они на восток, как русские. Обе руки подымут высоко да кладут на темя, да ложатся ниц на землю, весь вытянется на земле — то их поклоны [Сейчас, как правило, делают намаскар – поклон со складыванием рук «лодочкой», потом касаются рукой пола или ног мурти]. А есть садятся — руки обмывают, да ноги, да и рот полощут [Да, всё так]. Бутханы же их без дверей, обращены на восток, и буты стоят лицом на восток. А кто у них умрет, тех сжигают да пепел сыплют в реку [Место сожжения мёртвых – гхат, большие ступени на берегу реки. У гхата отдыхают люди, никакого страха по отношению к нему нет. Правда, отдыхают как-то меланхолично и печально]. А когда дитя родится, принимает муж, и имя сыну дает отец, а мать — дочери. Добронравия у них нет, и стыда не знают. А когда придет кто или уходит, кланяется по-монашески, обеими руками земли касается, и все молча [В деревнях особо уважаемых людей приветствуют поклоном с касанием их ног]. В Парват, к своему буту, ездят на Великий пост. Тут их Иерусалим; что для бесермен Мекка, для русских — Иерусалим, то для индусов Парват. И съезжаются все нагие, только повязка на бедрах, и женщины все нагие, только фата на бедрах, а другие все в фатах, да на шее жемчугу много, да яхонтов, да на руках браслеты и перстни золотые. (Ей-богу!) [Украшения – слабость индийской женщины. Лавочек с цветными браслетами, кольцами и прочим в индийских городках больше, чем всех других, и всё равно, по утрам у каждой из них царит необычайное оживление] А внутрь, к бутхане, едут на быках, рога у каждого быка окованы медью, да на шее триста колокольцев и копыта медью подкованы. И быков они называют ачче [Быков и коров на праздники украшают и сейчас, в том числе и колокольчиками].
Афанасий Никитин. Хождение за три моря. 1466-1472
Это почти случайная цитата, можно продолжать сравнивать, и общего поразительно много. Возможно, потому что четыре-пять сотен лет для индийской истории не срок.
