С уходом Умберто Эко я сам стал чуть менее живым. Я следил за ним, ждал его переводов. Некоторых жду до сих пор. Я писал свой второй диплом по его книге “Как написать дипломную работу”. Я зачитывался “Открытым произведением”. Разом проглотил “Имя розы”, и еще быстрее “Заметки на полях Имени розы” – книгу о задумке и воплощении его первого романа.
Эко был талантлив во всем. “Первую “художественную” книгу, он издал в возрасте сорока восьми лет, уже состоявшимся ученым. Профессор не был бы собой, если бы не попробовал свои семиотические идеи на тексте собственного сочинения. Он хотел проверить теорию и овеществить свое знание средневековья, а породил новый литературный жанр средневекового детектива. Он писал публицистику, комментировал факсимильные издания знаменитых манускриптов, редактировал толстые эстетские энциклопедии. А кроме этого – читал лекции, давал интервью. Он даже был экспертом по романам Яна Флеминга о Джеймсе Бонде. Одним своим существованием он вдохновлял и поддерживал чудаков, которые занимались “ненужными” науками, каждый день сомневаясь в себе.
Умберто Эко был одним из последних интеллигентов в классическом понимании этого слова. Он, Болонский профессор, признавал, что образование нисколько не помогает приспособиться к жизни – секрет полишинеля, не правда ли? Но в понимании Эко этот факт нисколько не умаляет значения образования. В век прагматизма Умберто Эко защищал право быть одновременно непрактичным и умным. Медиевист, он не требовал от университета экономического результата, он защищал право его выпускника на интерес к жизни. В этом он был Дон Кихотом, чуть ли не единственным против всех.
Когда я цитировал Эко или ссылался на него в разговорах, мои собеседники криво ухмылялись: какая польза с такого знания? Однако я не смущался, хоть и чувствовал за усмешками отчужденность, обесценивание и даже презрение. С Эко мы, хронопы, чувствовали себя как за каменной стеной. Теперь мы остались без защиты.
